«Бруталист» – пожалуй, один из самых эпичных и сильных фильмов года, – во всех смыслах американское произведение искусства. В картине Брэйди Корбе, за которую он уже удостоен приза за режиссуру на Венецианском кинофестивале – 2024, показан жизненный путь вымышленного архитектора Ласло Тота, который испытав ужасы войны, пережив разлуку с любимой женой (в исполнении Фелисити Джонс) попадает в оковы американского капитализма в лице героя Гая Пирса. Картина, кстати, получила сразу три «Золотых глобуса» в основных категориях и теперь претендует на 10 статуэток Американской киноакадемии. О самом фильме мы рассказывали ранее, а накануне его выхода Жанна Присяжная побывала на встрече с актерами и режиссером картины. Самые интересные моменты из беседы с Брэйди Корбе, Эдрианом Броуди, Фелисити Джонс и Гаем Пирсом – в материале специально для Harper’s BAZAAR Kazakhstan.

ТекстЖАННА ПРИСЯЖНАЯ JEANNE PRISYAZHNAYA

Эдриан, в центре истории вашего персонажа – идея создания наследия, через искусство и архитектуру. Какие параллели вы видите между стремлением вашего героя Ласло оставить неизгладимый след в истории и вашим собственным путем как актера?

Эдриан Броди: Думаю, что красота этого фильма в том, что он обращается ко многим творческим натурам и отражает наше коллективное стремление. Я знаю, что для Брэйди это невероятно личный фильм, это важно, как для режиссера, для актера или любого человека, занимающегося искусством, который жаждет оставить после себя нечто значимое, кто стремится осмыслить и найти место для всего, что в мире неправильно, что трудно понять и принять, и, в конечном счете, вложить все это в нечто важное, что останется и будет жить дальше. Так же, как архитектор стремится оставить после себя неизгладимый след в виде архитектуры, переживающей века, мы, как актеры, как создатели фильмов, тоже оставляем нечто осязаемое, нечто, что будет существовать после нас. И вместе с этим приходит огромная ответственность, но и награда — особенно когда тебе выпадают такие возможности, как этот фильм, где ты можешь говорить о вещах, которые хоть и переданы через историческую призму, остаются актуальными сегодня. Этот фильм говорит о несправедливости, о борьбе художников, о судьбах людей самых разных происхождений и этнических групп. И именно в этом заключается для меня смысл быть актером. Именно поэтому я занимаюсь этим, именно поэтому я посвятил всю свою жизнь поиску таких моментов, когда могу гордо встать рядом с людьми, с которыми я работаю, и вместе с ними создавать нечто по-настоящему значимое.

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Брейди, вы выросли в Аризоне, неподалеку от зимнего дома Фрэнка Ллойда Райта и его студии, как это повлияло на вас?

Брейди Корбе: Да, я родился в Аризоне и жил там до шести лет… Кроме того, большая часть моей семьи из Чикаго, а Фрэнк Ллойд Райт – ключевая фигура в архитектуре Иллинойса. Так что его работы всегда были в моем сознании…. Я всегда замечал силуэты городов, в которых жил, и с детства испытывал настоящий интерес и страсть к архитектуре. Возможно, именно поэтому я и решил сделать фильм на эту тему. Наверное, в жизни я посетил всего 10-11 его зданий, но есть одна особенность, о которой я думал задолго до этого фильма. Когда заходишь в дом, построенный по его проекту, входная зона кажется невероятно тесной, потолки очень низкие. Некоторые предполагают, что это потому, что сам Райт был невысокого роста, но в этом есть интересный замысел: это пространство для того, чтобы снять куртку, разуться. А затем ты поднимаешься по лестнице – и вдруг пространство резко раскрывается, словно собор. Для меня это напрямую связано с кинематографом, особенно с монтажным процессом. Кино – это тоже архитектура, ведь ты ведешь зрителя через пространство, направляешь его внимание, словно проводишь его через собор, который представляет собой сам фильм. Буквальный пример этого подхода можно увидеть в начальной сцене фильма, когда персонаж Эдриана поднимается с нижних палуб корабля на верхние. Это тот же эффект. Я ощущаю нечто подобное и в музыке – когда структура песни устроена так, что припев наступает только спустя шесть или семь минут, то, когда он наконец звучит, это ощущается почти как откровение. Я много размышлял о том, как принципы Фрэнка Ллойда Райта пересекаются с кино…

Эдриан, а как ваше собственное происхождение повлияло на выбор роли?

Эдриан: Я почувствовал сильную эмоциональную связь с этой историей и также понимал, насколько он мне подходит. Благодаря моему личному осознанию борьбы иммигрантов и опыта, который прошли моя мама и мои дедушка с бабушкой, когда они бежали из Будапешта в 1956 году во время Венгерской революции. Я вырос в окружении венгерского языка, характерных черт и особенностей личности, уникального диалекта — для меня это всегда было чем-то родным. И когда теперь, будучи взрослым, я изучаю венгерский диалект, работаю над созданием и воплощением персонажа, принадлежащего к поколению моего деда, у меня есть все необходимое, чтобы достоверно передать эту эпоху. Я понимал, что этот опыт будет крайне важен в создании подлинности, к которой мы все стремились.

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Брэйди, а как ваш собственный опыт актера помог вам в режиссуре этого фильма?

Брэйди: Я думаю, что это прежде всего сделало меня более эмпатичным к процессу, потому что многие даже не представляют, какой стресс говорить с сильным акцентом перед 250 людьми, у которых этот акцент намного лучше, чем у тебя, ведь мы снимали фильм в Венгрии. Но для меня всегда было важно замечать, когда кто-то чувствует себя некомфортно, и я считал своей задачей создать атмосферу, в которой каждый чувствует радость от работы. Потому что, как ни крути, это невероятно сложный процесс. Рабочие дни были по 12–14 часов, иногда даже дольше. А еще у Эдриана, Гая, Фелисити были огромные монологи, требующие тщательной подготовки. Гай и Джо (Элвин – прим.) работали с диалектом середины XX века, что само по себе невероятно сложно. Все были загружены работой до предела. После работы ты не можешь просто пойти поужинать, ты должен вернуться домой и учить свои реплики. Особенно в таком фильме, где сцены могут длиться по 10–12 страниц. Поэтому, думаю, мой опыт работы на съемочных площадках с детства дал мне понимание всего процесса не только со стороны актеров, но и со стороны художников, первого ассистента режиссера и всей команды. Снимать фильм — это сложнейший процесс. Я описывал его так многим: представьте воздушного змея, и вы раздаете 250 людям по ниточке, за которую они могут тянуть. Это изматывает — и морально, и эмоционально, особенно если тебе по-настоящему важно, как чувствуют себя все вокруг. Когда ты беспокоишься об их условиях, их семьях, их переживаниях, зная, что они отдают тебе так много себя, это истощает. Поэтому в конце процесса я всегда очень сильно болею. Думаю, так происходит со многими режиссерами — после съемок они буквально падают. Но при этом вся эта боль, весь этот эмоциональный и физический труд приносят невероятное чувство удовлетворения. Я понял, что я действительно гуманист. Я искренне люблю людей и забочусь о них. Надеюсь, это делает меня тем, с кем приятно работать. Но чтобы снова пройти через этот процесс, мне точно нужно хорошенько восстановиться.

Эдриан: В этом опыте есть нечто невероятное…. Достижение Брэйди выходит за рамки самого фильма, который он создал, потому что он оставил нам нечто большее — ощущение семьи, включенности, сопричастности. И при этом он находился под огромным, колоссальным давлением, даже большим, чем актеры в этом фильме. Это как быть воздушным змеем, когда кто-то пытается направить тебя прямо в дерево. Я не хочу приукрашивать — это действительно тяжело. Но он справился с этим с невероятным достоинством…

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Ласло — главный персонаж фильма, и зрители следят за его историей на протяжении десятилетий. Но сама структура картины сосредоточена вокруг супруги Ласло: именно ее письмо открывает фильм, а ее прибытие — это центральный момент во второй части, после антракта. И, наконец, в сцене ужина она завершает третий акт. Какие качества этого персонажа сделали ее основой истории для вас?

Брэйди: Вы знаете, моя жена и я… У нас есть дочь, ей десять с половиной лет. Мы вместе уже одиннадцать с половиной лет, а работаем мы вместе уже пятнадцать лет. Мы очень любим друг друга. И за это время мы прошли через многое. Не через то, что прошли эти персонажи, слава Богу, но мы многое испытали. Я думаю, что этот фильм во многом пронизан нашим личным опытом. На самом деле, все мои фильмы гораздо более личные, чем люди могут себе представить. Например, «Вокс люкс» — фильм о том, каково это стать публичной фигурой в подростковом возрасте, о том, что я сам пережил. В каждой ленте есть что-то личное. Но эта картина, я думаю, особенно наполнена той самой смесью агонии и экстаза, которую мы с женой и нашей дочерью испытали, пока, как Сизиф, пытались катить вверх по склону эти огромные валуны.

Это действительно интересно. Монолог Эржебет (героиня Фелисити Джонс) — первая вещь, которую мы написали. Я помню, как однажды ночью сел и просто написал это письмо — еще до того, как появились какие-либо сцены, заголовки, что угодно. Эти персонажи писались исходя из своих обстоятельств. Мне не хотелось просто добавлять еще один фильм в череду картин о «гениальном мужчине». Но раз уж главный герой — архитектор середины XX века, а в те времена это была в основном мужская профессия, мы хотели создать женский персонаж, который был бы больше, чем просто любящая жена, существующая для поддержки мужа.

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Эржебет сталкивается с потерей дома и поиском своей идентичности в стремительно меняющемся мире. Как эта роль повлияла на ваше понимание силы и смысла в условиях неопределенности?

Фелисити Джонс: Как люди начинают строить свою жизнь с нуля? Как они создают те самые основы, которые так важны для стабильности и безопасности? Их борьба — это не только физическое выживание. Это также стремление построить жизнь, в которой их мечты, принципы и надежды остаются нетронутыми. И насколько это сложно, когда ты в новой стране. Как сохранить свою индивидуальность и внутреннюю целостность? Безусловно, она — оптимистка и прагматик. Когда она приезжает в Америку, она делает все, чтобы преуспеть, пока это остается возможным. Она всегда двигается вперед— без оглядки назад. Больше всего меня вдохновило в ее характере то, что она никогда не сдается. Несмотря на огромные препятствия, несмотря на необходимость постоянно адаптироваться, она не идет на компромисс с самой собой. Она не просто выживает — она процветает, она заново отстраивает свою жизнь, она создает будущее для себя и для тех, кого любит. Было по-настоящему интересно вжиться в ее образ и прочувствовать, что значит держаться за свои ценности, когда вокруг меняется весь мир.

Фелисити, а можете рассказать о предыстории вашего персонажа? Что делает ее такой стойкой?

Фелисити: Мне кажется, что, когда мы впервые встречаем Эржебет, мы сразу видим, через какие потрясения ей пришлось пройти. Она страдает от недоедания, ее тело истощено. У нее остеопороз, и по ночам она испытывает сильные боли. В каком-то смысле я почувствовала, что эта физическая боль — еще и эмоциональное, ментальное выражение всех травм, которые она пережила. Это ее способ освобождения от них. Она не из тех, кто станет рассказывать о своих страданиях. У нее довольно старомодный подход: она держит все в себе, сохраняет хладнокровие. Когда она взаимодействует с Ван Бюреном, а в какой-то степени и с Ласло, она сохраняет свою внешнюю стойкость. Она хочет быть уверенной, что не выглядит уязвимой. Ее хрупкость видна физически, но эмоционально она отчаянно старается держаться. Она борется. Борется за свою жизнь, за успех, за выживание. Что касается ее прошлого, оно ощущается… В фильме есть момент с фотографией, где они с Ласло молоды и счастливы в браке. Этот кадр дает почувствовать, какой жизнью они жили прежде, как их счастье было отнято. Их невинность, все, что они любили и что им было дорого, было разрушено. И когда мы встречаем Эржебет, она как раз в попытках начать все заново.

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

«Бруталист» — во многих смыслах эпопея. Какой аспект проекта был самым эпичным и сложным с точки зрения вашей личной работы над ним?

Фелисити Джонс: Я чувствовала, что это была огромная гора, которую мне предстояло покорить вместе с ней.

В инвалидной коляске?

Фелисити: Да, именно! Но физическая сторона роли — это одно. А еще был акцент, венгерский язык, история персонажа… Это определенно было сложной задачей. Думаю, я была довольно напряжена перед некоторыми сценами, потому что мы их почти не репетировали. Мы все волновались. Было такое ощущение… знаешь, когда ты стоишь на площадке и пытаешься не показывать, что у тебя дрожат руки перед началом сцены, потому что ты провел два года, размышляя о персонаже. А потом вдруг оказывается, что пора выходить на площадку, и ты думаешь: «Надеюсь, это сработает. Надеюсь, получится. Посмотрим, что будет». Но, возможно, именно это делает фильм таким мощным. Камера улавливает не только твою игру, но и это внутреннее напряжение, твою неуверенность, твое ожидание.

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Гай: Думаю, одна из самых интересных вещей, о которых мы говорили в последние дни, но которая была очевидна и во время съемок, — это своего рода танец, происходящий между тремя главными персонажами. Очевидно, что исторически важнейшей остается связь между Ласло и Эржебет. А мой персонаж Харрисон Ли Ван Бюрен— это нечто совсем другое. Я не вклинился между ними, но при этом провел с Ласло больше времени, чем Эржебет в последнее время. Так что, когда она появляется, очевидно, что она пытается понять, какова моя роль в жизни Ласло. В то же время и я пытаюсь разобраться в их прошлом. Я пытаюсь понять, какое влияние она оказывает на него, насколько он до сих пор ею увлечен, насколько она его задевает и трогает. На каком-то уровне я смотрю на нее, когда она появляется, так же, как смотрю на Ласло, — как на своего рода эксперимент. Как будто мне дали пару лабораторных подопытных, и я просто наблюдаю за их динамикой, анализирую их взаимодействие. При этом я прекрасно осознаю, что, воспринимая их таким образом, я становлюсь кукловодом. И если мне понадобится, я могу ими управлять. Я понимаю, что для этого достаточно использовать определенные инструменты. Я знаю, что шарм, теплое отношение и лесть работают. Я знаю, что, подмечая нужные вещи и предлагая что-то заманчивое, можно добиться своего. Это давний прием моего персонажа, который неоднократно оправдывал себя в прошлом. Но что интересно с Эржебет — она сразу меня видит насквозь. И я это понимаю. И тогда мне остается только одно — найти способ ее разоружить, расположить к себе. Это делает ситуацию еще более любопытной, потому что мой персонаж не является стопроцентным манипулятором в классическом понимании. Я не использую негативные методы. Я осознаю ценность искренности, теплоты, доверия. Но при этом манипуляция все равно присутствует. Это суть происходящего в комнате. Это то, на чем сфокусирован мой персонаж, играя с этими двумя новыми «игрушками».

Эдриан Броуди, Гай Пирс и Фелисити Джонс – о сложностях съемок в фильме«Бруталист», эмигрантах и, конечно, архитектуре в специальном материале для Harper’s BAZAAR Kazakhstan

Фелисити: Я думаю, что Эржебет прекрасно это осознает. Она очень подозрительно относится к этому человеку. Но дело в том, что Ласло тоже. Он сразу меня читает. Знаете, умные люди моментально считывают таких, как мой персонаж. Но при этом они думают: «Хорошо, но что нам с этим делать?». Они не виделись восемь лет. Все это время они только и делали, что ждали, мечтали, держались за образ друг друга, потому что эта идея помогла им пережить все, через что им пришлось пройти. Поэтому, когда они наконец встречаются, ставки невероятно высоки. И это… не то чтобы разочаровывает, но это тяжело. Потому что теперь им нужно заново понять, кто перед ними. В каком-то смысле они начинают с нуля. Оба — сильные личности, оба не боятся столкновений. Так что в их отношениях много антагонизма, что, мне кажется, очень правдиво. Когда ты долго не видишь человека, которого любишь, всегда присутствует элемент страха. И этот страх проявляется в их динамике.


Фото. A24.

Поделиться: