Основательница и президент Фонда помощи жертвам насилия «НеМолчи» Дина Тансари – о работе, изменениях, которые не произошли, и творчестве как способе пережить кризис.
Интервью: АЗИЗА ЕСМАГАНБЕТОВА AZIZA YESMAGANBETOVA
Дина, расскажите о деятельности Фонда «НеМолчи» сейчас. Какие изменения произошли за последний год-полтора?
Сейчас для нас тяжелое время: мы находимся под преследованием. Тем не менее мы не остановили работу. Команда Фонда работает из-за рубежа, а в Казахстане осталось всего три сотрудника. Мы стараемся их беречь. Я очень рада, что у нас сформировался сплоченный коллектив, преданный делу. На данный момент в команде девять человек, хотя раньше нас было четырнадцать. Остались те, кто готов работать вопреки всему. И они уже более года продолжают свою деятельность.
Конечно, многое изменилось. В команде появился юрист, который помогает с правовыми вопросами. Мы стараемся тщательнее проверять материалы перед публикацией. Мы продолжаем оказывать помощь жертвам насилия, хотя дистанционная работа усложняет процесс. Несмотря на это, объем работы не уменьшился, наоборот, он вырос. В прошлом году было вынесено 42 приговора по делам, которые мы вели, и проведено более 20 тысяч консультаций. Консультировать приходится всем, вне зависимости от должности. У нас есть оператор горячей линии, по юридическим вопросам помогают юристы. Я тоже консультирую, как и весь коллектив. Исключение – только наша сотрудница, которая занимается публикациями, оформлением и дизайном.
Самое важное – нас поддерживают люди. Несмотря на блокировки карт, подписчики спрашивают, как можно помочь, предлагают финансовую поддержку. Это доказывает, что Фонд действительно нужен. Когда в стране происходит резонансное преступление – избиение, убийство, изнасилование женщины, – люди отмечают нас под публикациями наряду с прокуратурой, МВД, аппаратом Президента. Нас просят подключиться, привлечь внимание. Это значит, что наша работа важна и востребована.
Буквально только что, перед интервью, поступил кейс по изнасилованию. Мы с командой быстро решали, кому его передать и какие шаги предпринять. Это наша ежедневная работа. Что еще произошло за последнее время? Наша сотрудница написала книгу. Вчера мы провели первую вычитку. Книга основана на нашей работе, реальных случаях и рассказывает, как устроен Фонд изнутри. На вычитке присутствовали 22 человека, в основном литературные эксперты. И я заметила, что им было сложно вовлечься в нашу работу, понять, что речь идет о реальных судьбах и жизнях. Они даже не осознавали, что автор книги сама сопровождала жертв с первых минут трагедии до вынесения приговора преступнику. Это глубокое погружение. Люди боятся этой темы, стараются дистанцироваться, давая комментарии. Они невольно отделяют автора книги от историй пострадавших и не могут представить, насколько сложно помогать людям в таких ситуациях. Как сказала сама автор: «Эти кейсы у меня в голове, в сердце, в печени, в почках, во всем моем теле».
Большинство людей в Казахстане предпочитают не задумываться об этом. Они считают, что этим должны заниматься профессиональные органы. Но мы остаемся в этой теме и продолжаем помогать.
Вы упомянули, что количество заявок на помощь растет и не уменьшается. С чем, по вашему мнению, это связано?
В наш Фонд обращаются с самыми сложными ситуациями, когда люди находятся в беспомощном состоянии. В прошлом году у нас было 22 убийства, половина из них – детские. Мы продолжаем работать с делами об изнасилованиях, как взрослых, так и детей. Я думаю, что раньше пострадавших было не меньше, но они боялись говорить. За последние годы, в том числе благодаря нашей работе, стигма начала исчезать. Женщин стали реже обвинять в случившемся, и они меньше боятся рассказывать о насилии, подавать заявления, обращаться за помощью.
По официальной статистике МВД Казахстана, уровень насилия якобы снизился. Но сами представители МВД признают, что выросло число особо тяжких преступлений и насилие стало более жестоким. Причем процент роста насилия достаточно серьезный. Это действительно страшно.
Теперь насилие – это не просто проблема отдельных семей, а проблема всего общества. Все понимают: это касается каждого, и мы уже буквально погрязли в насилии. Оно помолодело и встречается повсюду – в детских садах, школах, больницах, вузах, колледжах, тюрьмах, армии. Даже в общественном транспорте и самолетах происходят драки. Люди в панике: как такое возможно? Что с этим делать? Страшно стало не только женщинам, но и мужчинам. И это серьезный повод для разговора. Почему? Потому что мужчины начали бояться за своих детей — не только за девочек, но и за мальчиков. Число изнасилований растет. Стало больше детских ОПГ, безнаказанных преступлений. Насилие вызывает резонанс, но, несмотря на это, государственные органы бездействуют.
Более того, даже вопрос насилия над женщинами уже стал политизированным. Это запретная тема. А между тем преступлений много, безнаказанности много, а реакции со стороны власти нет. Но, с другой стороны, люди действительно перестали молчать. Это сочетание нескольких факторов объясняет, почему в соцсетях так много информации о насилии, почему мы все больше говорим об этом.
Вот, например, случай, который шокировал меня сегодня. Мужчина разогнался на машине и въехал в свою бывшую гражданскую жену, прижав ее к стене. У нее сломаны тазобедренные суставы, одну ногу пришлось ампутировать. Это был «просто» семейный конфликт. Потому что агрессия в нашем обществе считается нормой. Ее оправдывают. Ее принимают.
Другой случай – в Кызылорде, городе с населением 250 тысяч человек. Там девочку продали в секс-рабство. У нас на руках оказались списки клиентов. И знаете, что действительно пугает? Первые сто фамилий из этого списка. Среди первых ста клиентов – представители МВД, прокуратуры, Минобороны, Министерства образования, МЧС, банковской сферы, акционерных обществ, крупного бизнеса. Это говорит о том, что мужчины, понимая, что их за это не накажут, совершают преступление.
Сейчас в Казахстане ввели статью, по которой клиентов будут наказывать за использование несовершеннолетних в проституции. Но эта норма сформулирована так, что позволяет уйти от ответственности. В тексте указано: чтобы привлечь к наказанию, необходимо доказать, что жертве было не более 16 лет. А как это доказать? Только документами. Если у нее нет документов или она их не предъявила, а клиент «не знал» – это уже считается незаведомым случаем, а значит, наказания не будет.
Каждый на своем месте, в своем коллективе, в своем доме, в кругу друзей должен противостоять насилию. Никаких шуток на эту тему, никакого поощрения, никакой стигматизации. Если полиция бездействует, это не значит, что мы тоже должны опускать руки. Мы сами можем и должны что-то делать. Именно поэтому нужны такие коллективы, как наш, нужна общая работа, а журналистам больше писать на эти темы.
К сожалению, о нашей работе интервью берут крайне редко. Да, мы постоянно мелькаем в новостях, на обложках журналов, в газетах. Но там почти никогда не говорится о деятельности Фонда и о проблемах, которые мы поднимаем.
Многие возмущаются в соцсетях, но при этом сами боятся даже соприкоснуться с реальностью – прочитать статью, увидеть материал, взглянуть на страшные фотографии или видео. Некоторые спрашивают: «Зачем это публиковать? Зачем мне это видеть?».
И приходится объяснять: если это для вас слишком тяжело, просто отпишитесь. Но мы не можем замалчивать факты. Мне даже предъявляли претензии: «Зачем выкладывать такие вещи в праздники?». А я отвечала: «А вы знаете, что это случилось именно в праздник?».
Как вы считаете, изменилось ли общество за последний год? Вспоминается дело Салтанат – скоро будет год с момента суда. Тогда это был самый резонансный случай, и многим казалось, что он приведет к реальным изменениям. Но на практике мы этого не видим.
Этот кризис, безусловно, сильно повлиял на общество. Это ощущается. Я даже за границей видела, как в Черногории женщины спешили следить за судом над Бишимбаевым. Мне писали со всего мира. Тогда мне казалось, что теперь все изменится. Но, к сожалению, этого не произошло. Да, мы добились принятия закона, в котором есть важные для нас статьи. Однако наряду с этим появились и нормы, которые нам вредят. Например, статья о «традиционных ценностях» или новая формулировка статьи 121-1 УК РК о домогательствах в отношении несовершеннолетних – это вообще правовая ошибка, нарушение Конституции. Тем не менее сам факт принятия закона – большая победа общества. Но, к сожалению, со стороны правительства Казахстана это оказалось просто удачным PR-ходом. Они создали красивую картинку: мол, страна активно борется с насилием против женщин. Это сработало настолько хорошо, что даже сегодня журналисты, которым я давала интервью, говорят мне: «Дина, у вас же все так классно! Вы приняли такой закон, у вас теперь все в порядке». Это был мощный стратегический ход, и я могу только аплодировать PR-команде, которая его продумала.
В глазах всего мира Казахстан стал волшебной страной, где за женщин действительно заступаются, и нас стали приводить в пример. Но на деле все иначе.
Заявления в полицию не принимают, их стало даже меньше. Если посмотреть статистику Управления полиции, видно, что количество звонков по фактам бытового насилия значительно превышает число за- регистрированных заявлений. Все потому, что теперь эта статья уголовная.
Женщина несколько раз обращается в полицию, ей отказывают. Она звонит нам. Все это время мы думали, что полиция просто не принимает заявления. В итоге я даже разработала специальный вебинар о том, как правильно подать заявление в полицию. Сейчас его нужно распространять как можно шире. В нем подробно разобран каждый юридический шаг: как квалифицировать преступление, как действовать. Потому что женщин в полиции попросту обманывают. Закон принимали не для реальных изменений, а чтобы улучшить имидж Казахстана на международной арене. И это удалось. Но внутри страны страшный бардак.
Я буквально на днях прочитала новость, что в Италии приняли законопроект, где фемицид будут определять как отдельное уголовное преступление. Какие законотворческие инициативы вы бы хотели, чтобы были внедрены в Казахстане?
В этом плане мне нравится опыт Грузии. Как ни странно, Казахстан частично попытался перенять эту практику и включил в законодательство статьи 106 и 107 УК РК – о причинении тяжкого и среднетяжкого вреда здоровью. В этих статьях есть вторая часть, которая ужесточает наказание, если пострадавшая находилась в материальной или иной зависимости от преступника.
Но на деле эта норма не всегда работает. Помните недавний случай с акимом одного из районов Атырауской области, который избил жену? Сначала ему вынесли приговор, но после апелляции смягчили наказание, потому что выяснилось, что у жены есть собственный бизнес. А по факту там есть такая сноска, как «иная зависимость». Но судья очень грамотно поиграл словами. И слово «иная» выпало из приговора. А ведь «иная зависимость» – это не только материальная зависимость, но и совместные дети, общий дом, семейные связи. Тем более если мужчина – аким района, в котором живет женщина, она уже находится в определенной зави- симости от него.
В Италии и Испании сейчас тоже разрабатываются подобные нормы, где обсуждается возможность самого сурового наказания – вплоть до пожизненного заключения. Я считаю, что за такие преступления действительно нужно давать пожизненный срок. В Казахстане ситуация критическая. Только за последние недели два случая суицида в Алматы и области. Сейчас в Казахстане сталкинг планируют включить в Административный кодекс, но это огромная ошибка. Это не административное, а уголовное преступление, которое вынуждает женщин скрываться, переезжать, менять работу, а в крайних случаях даже совершать суицид. В день мы получаем 5-6 заявлений по сталкингу.
Кроме того, необходимо пересмотреть статьи об изнасиловании. Психологические экспертизы не проводятся, а расследования насилия в отношении детей практически невозможны, потому что гинекологи и проктологи в Казахстане не включены в систему судебных экспертиз. В Казахстане отсутствует система экстренной медицинской помощи для детей, переживших насилие. Если ребенок подвергся изнасилованию, его необходимо срочно осмотреть у гинеколога или проктолога. Но в реальности таких специалистов просто нет в доступе. Из-за этого теряется драгоценное время, пропадают биоматериалы. Мать с ребенком идет в больницу – там отправляют в судмедэкспертизу. В судмедэкспертизе говорят: «Нужен спе- циалист». Начинается беготня по инстанциям, а в итоге дело закрывается из-за отсутствия экспертизы. Реабилитация для пострадавших от насилия в Казахстане также отсутствует. За восемь лет мы довели до приговора 305 дел, из которых более 100 – случаи педофилии. Но что происходит с этими детьми после? Ничего. И каждый ребенок – это вот тут вот (показывает на сердце). У меня был сердечный приступ в Тбилиси, когда была изнасилована пятилетняя девочка, а пришли все полицейские и сказали маме забыть. И потеряли все доказательства. Я так орала, что у меня сердечный приступ случился. Меня увезли в реанимацию.
Я мечтаю открыть реабилитационные центры для детей, переживших насилие, и привозить их сюда. Здесь они смогут находиться 2-3 месяца в безопасной, благоприятной среде, среди таких же детей, переживших подобное. Им очень важно говорить. У них есть огромная потребность рассказывать, делиться друг с другом. Они должны проговаривать свою боль с психологами – в игровой форме. Сейчас у нас есть возможность предоставить всего четыре бесплатные сессии у психолога. Но для полноценного восстановления нужны годы терапии. А у нас – полное выгорание. Выгоревшие матери, выгоревшие дети. И главное – полное безразличие со стороны государства. Государство делает все примитивно: есть помощь пере- жившим насилие, разово выплачивает компенсацию – в среднем 80 тысяч тенге. Но и это зависит от следователя: если он не подаст запрос в фонд помощи, семья ничего не получит.
Более того, государство не просто игнорирует проблемы пострадавших, но и препятствует нашей работе. Мы пытались запустить программу реабилитации в Грузии: страна безвизовая, климат идеальный. Но не получилось. Сейчас мы работаем над этим здесь. Сначала я должна получить официальный статус, а затем мы приступим к реализации. С момента создания Фонда «НеМолчи» мы оказали помощь более 55 тысячам человек. И за все это время, за восемь лет, мы собрали 171 миллион тенге пожертвований от граждан Казахстана. В эту сумму вошло абсолютно все: гонорары адвокатов, командировочные расходы, зарплаты сотрудников, вся работа Фонда. Мы никогда не мешали государству. Наоборот, даже сейчас, когда возникают проблемы с уголовными делами, нам звонят прокуроры. Я не буду называть имен, но такие звонки поступают регулярно: «Дина, возьми кейс. У нас тут полиция химичит». Мы берем. А что делать? Если в стране создана система, где можно купить и продать приговор, сфабриковать или закрыть уголовное дело, то кто-то должен этому противостоять.
Проблема в том, что эта система уже приобрела свою «металлическую» форму – закостенела, застыла, и сдвинуть ее с места не могут даже те, кто работает внутри нее.
Какие истории из вашей работы вдохновляют вас на продолжение дела, призвания, борьбы?
Знаете, меня вдохновляют люди, которые рядом. Моя команда, мой супруг, наши соратники. Мы каждый день что-то делаем, двигаем эту тяжелую систему, боремся. Но если только отдавать, не получая ничего взамен, можно быстро выгореть.
Психология жертв такова, что они берут у нас все: силы, время, эмоции. И это нормально. Мы никогда никого за это не осуждаем. Но они не возвращаются. Потому что вернуться к нам – значит снова вспомнить боль, суды, борьбу. Мы понимаем это и не ждем благодарности. Мы просто говорим: «Дорогая, живи. Уходи, не возвращайся». После суда женщины становятся другими. Они обретают силу. Им важна не только защита, но и справедливость. Когда они ее получают, начинается их новый путь. И вот потом, спустя время, некоторые возвращаются, но уже не за помощью, а чтобы поддержать нас. Они пишут: «Я открыла бизнес, у меня все хорошо. Теперь буду ежемесячно отправлять вам донаты». И я отвечаю: «Ты крутая». Мы уже не жертва и защитник – мы подруги.
Меня вдохновляет и наша команда. Мы умеем переключаться. В рабочем чате идет обсуждение: «Это публикуем, это юристам, это в работу». И вдруг – раз! – кто-то присылает что-то смешное, кто-то делится рисунком, кто-то показывает, что связал или сшил. Мы держим друг друга. Мы чутко чувствуем, когда кто-то на грани выгорания. Когда кто-то говорит: «Девочки, мне нужно поймать тишину». Мы отвечаем: «Дорогая, иди отдыхай, мы справимся». Вчера вечером я поняла, что все, я больше не могу. Я сказала: «Я беру неделю отдыха. И предлагаю всем уйти со мной». Иногда нам тоже нужно остановиться, вдохнуть, прийти в себя, чтобы снова быть в строю.
Наша горячая линия работает практически круглосуточно. Из-за разницы во времени я принимаю последние ночные заявки. Сегодня, например, в 4 утра получила сообщение, опубликовала. А в Казахстане девушки уже просыпаются в 7-8 утра, кто-то раньше, кто-то позже – и сразу включаются в работу.
Конечно, нас держит тепло людей. Особенно бывших потерпевших, которым мы когда-то помогли. Иногда получаешь хороший комментарий – и это поднимает настроение всей команде. Потому что держимся на очень малом. Нам много не надо.
Даже это интервью. Мы только недавно обсуждали, что о самом Фонде никто не пишет. Все говорят о конкретных кейсах, но не о том, кто за этим стоит. Я не обижаюсь. Я понимаю, в какой стране мы живем. Понимаю, что многим небезопасно говорить открыто. Самое главное – чтобы нас слышали. И не молчали вместе с нами.
Фонд «Общественное движение против насилия #НеМолчиKZ». Деятельность Фонда направлена на защиту и поддержку жертв сексуализированного и бытового насилия. Среди самых громких и резонансных дел, которые вел Фонд, – изнасилование девушки в поезде «Тальго» проводниками, после этого дела в стране ужесточили наказание за изнасилование, а также появились отдельные вагоны только для женщин. Кроме этого, Фонд занимался делом по похищению и изнасилованию девушки-тренера из Актау, которая позже, не выдержав произошедшего, покончила с собой. «НеМолчи» подключились на стадии апелляции, создали масштабный резонанс, в итоге приговор апелляционного суда ужесточил меру наказания всем участникам. Также благодаря работе Фонда в конце прошлого года был дан ход делу девочки из Кызылорды, которая попала в секс-рабство к одноклассникам.
Как должно работать государство в вопросах насилия над женщинами?
Идеальных моделей нет. Я изучала международный опыт, видела работу системы в более чем 30 странах. Насилие есть везде. Но разница в том, чувствует ли преступник неотвратимость наказания. В Казахстане он понимает: можно уйти от ответственности. Причем не так уж сложно. Он найдет поддержку. В полиции, в прокуратуре. У родственников.
Поэтому важнее всего сознательное общество. Общество, которое не допускает насилия. Общество, которое на стороне жертвы, а не насильника. И тогда система вынуждена будет работать иначе. Мы уже восемь лет кричим в пустоту. Бесконечно. И кажется, что от наших криков все устали.
Но ваши крики спасают жизни.
Я понимаю. Конечно, да. Мы словно камень толкаем вверх по склону. А люди вокруг – как маленькие муравьи, которые помогают этот камень двигать. Если они остановятся, он покатится вниз и все начнется сначала. Поэтому мы держимся вместе. Поддерживаем друг друга. Я сама была в шоке – за какие-то три-четыре месяца, с декабря по март, я продала все свои картины. Недавно у меня просто не осталось свободных работ – только три-четыре забронированы, но еще не оплачены. Я даже не успела осознать, как это произошло. Я всего лишь завела страницу в Instagram, выложила несколько своих работ… и люди тут же начали их покупать. Один человек забрал сразу 15 картин. С первой выставки ушли 30 работ, а теперь все распродано. И я поняла: люди хотят помогать. Любыми способами. Они хотят иметь у себя частичку Дины Тансари. И это меня вдохновляет.
Я искала разные способы поддержать команду, найти деньги хотя бы на зарплаты. Почти все, что мы выручили, мы направили именно туда – на зарплаты.
Вы в целом довольно творческая личность: и рисуете, и пишете. Где вы находите тоже дополнительные силы на это?
Творчество всегда было во мне. Я рисовала в детстве, немного училась у частного преподавателя. Потом год готовилась к поступлению в Академию искусств имени Жургенева, но в итоге планы изменились. Я ушла в технологический университет, изучала художественное моделирование. Затем продюсирование.
И долгие годы даже не брала краски в руки. А потом сломала ногу. И мне срочно нужно было чем-то себя отвлечь. К тому моменту я была в глубокой депрессии из-за всего, что происходило. И вдруг рисование стало для меня спасением. Сначала рисовала карандашами, фломастерами. Потом мне сказали: «Возьми холст и краски». Я взяла. И месяц смотрела на этот холст. Боялась начать. Это был страх белого листа. Сейчас я просто сажусь и рисую. И творчество держит меня на плаву. Ведь я пережила три сердечных приступа. Я уже почти сдалась. Мне казалось, что все, придется ложиться в больницу. А тут очень сложно с лечением. У меня нет страховки, нет денег на врачей. Я не знала, что делать. И тогда я начала рисовать.
Теперь думаю: спасибо, что я сломала ногу. Иначе я бы так и не узнала, что умею рисовать. Сломалась сначала моя психика. Потом физика. А потом я успокоилась. Вот так это работает.
Источник заглавного фото. Личный архив героини.
