Справедливость — ханым: Асем Жапишева — о жизни и работе в стране, где феминизм и митинги — это пока еще ругательные слова

Гражданская активистка и сценаристка фильма «Бақыт» Асем Жапишева рассказала кинокритику Галие Байжановой, каково ей жить и работать в стране, где феминизм и митинги – это пока еще ругательные слова.

Фото: ЖАРКЫНАЙ АДИЛХАН ZHARKYNAY ADILKHAN

Стиль: КАРИНА УТЕГЕНОВА CARINE UTEGENOVA

Интервью: ГАЛИЯ БАЙЖАНОВА GALIYA BAIZHANOVA

Асем, ваша первая сценарная работа над полнометражным фильмом «Бақыт» оказалась мегауспешной – картина, посвященная домашнему насилию, тут же попала на кинофестиваль класса «А», что для вас изменилось в плане карьеры?

Сразу после победы в Берлине ко мне стали обращаться разные продюсеры с предложениями, просили написать сценарий, который «гарантированно попадет на фестиваль», при этом зачастую идеи, над которыми предлагалось поработать, были абсолютно абсурдными. Что-то вроде: напиши комедию про воровство невест, но чтобы это попало на фестиваль класса «А». То есть желание поучаствовать в фестивальном движении у людей есть, а вот понимания природы авторского кино нет. Я поработала с рядом молодых продюсеров и режиссеров, но мы, к сожалению, так ни к чему и не пришли. Разочаровалась немного, но это меня не остановит, я продолжаю искать своих людей. Хотелось бы делать что-то интересное, не поверхностное, и от своей женской оптики отказываться я тоже не хочу.

Вам, наверное, непросто работать сценаристом – это ведь самая угнетаемая творческая профессия в Казахстане, у вас же своя ярко выраженная точка зрения, сложно уступать?

Нет, если я вижу, что человек прав и проекту это принесет пользу, у меня вообще не будет никаких споров. Мое эго никогда не стоит впереди проекта. Я умею сотрудничать.

Картина «Бақыт» получилась очень жестокая, но вы сказали, что насилие там показано на два балла из десяти, в жизни все еще страшнее…

Домашнее насилие – это длительный процесс, который начинается с первого обидного слова, ссоры, синяка, а со временем превращается в настоящий ад. В своей картине мы показали уже финал их брака, опустив события, которые происходили с героями на протяжении 20 лет, поэтому людям могло показаться, что мы преувеличиваем. Но я говорила с жертвами абьюза и вы не представляете, через какой ужас проходят эти женщины, находящиеся в шелтерах.

Страшно представить…

Меня шокировала история одной 30-летней женщины, которая выглядела как 12-летний ребенок. Она была запугана, травмирована и явно не доверяла никому. Когда ей было лет шесть-семь, ее мать умерла, она осталась на попечении отчима, а тот сразу после смерти сожительницы начал ее насиловать, а потом стал ее сутенером, продавал ее дальнобойщикам и всем прочим. Весь аул это знал, и никто ей не помог. Чтобы спасти девушку, социальные работники провели спецоперацию и буквально выкрали ее. Если бы мы сняли такое, нам бы сказали: вы все выдумали. К сожалению, это все происходит в реальности. И таких случаев масса.

«БАҚЫТ»(«СЧАСТЬЕ»)

«ВСЕ НАШЕ ОБЩЕСТВО ПОХОЖЕ НА ТУ САМУЮ «ЗААБЬЮЗЕННУЮ» ЖЕНЩИНУ, С ЕЕ ПОСТОЯННЫМ ЧУВСТВОМ ВИНЫ, ЧУВСТВОМ СОБСТВЕННОЙ НИКЧЕМНОСТИ».

В последнее время кажется, что мы живем в каком-то аду, это у нас ситуация с насилием так ухудшилась или просто все об этом стали говорить?

Это все вместе, но я думаю, появление большого количества контента и новостей, связанных с насилием, – это еще и попытка человека совладать со своей тревожностью. Ведь все эти войны, землетрясения, экологические проблемы, социальные потрясения создают невыносимый эмоциональный фон, а когда человек сталкивается со страхом и тревожностью, самое простое, что он может сделать, – это пойти навстречу этим проблемам и попытаться понять, что не так с нашим обществом, когда и где мы свернули не туда. Мы так и сделали.

«Если бы мы сняли такое, нам бы сказали: вы все выдумали. К сожалению, это все происходит в реальности».

Все темы, над которыми вы работаете, невероятно сложные, опять-таки эмоционально – суициды, насилие, педофилия, социальная несправедливость, откуда такой интерес к ним?

Трудно ответить на этот вопрос, но точно могу сказать, что занимаюсь этим не потому, что это хайпово, популярно или на этом можно быстро прославиться, как некоторые думают. Не знаю, насколько это пафосно прозвучит, но я думаю, это потому, что у меня обостренное чувство справедливости. Мне неважен способ передачи материала – это может быть текст, может быть просто видео или кино, сериал. Для меня важнее, чтобы о проблеме, которую я поднимаю, узнало как можно большее количество людей. Ведь когда достойные люди живут в недостойных условиях – это очень несправедливо. Так быть не должно. Я просто рассказываю об этом, а ведь есть люди, те же правозащитники, чей каждый рабочий день начинается и заканчивается этим. Они – настоящие герои.

Свой первый материал вы написали в 12 лет, он был о больной женщине, которая жила в доме без лифта, и вас потом вызывали к директору из-за этой статьи. Откуда в маленьком ребенке желание, а главное, уверенность, что он может помочь?

Сама не знаю, может, книг о добре и зле начиталась, а может, это из-за того, что я сама росла в не самой благополучной семье и знала, что есть люди, которым нужна помощь, у меня были какие-то свои проблемы, которые я таким образом решала. А может, это просто мое извечное желание разобраться в причинах произошедшего… Знаете, главный вопрос моей жизни, который я все время задаю себе и другим: почему люди ведут себя как дол***бы, когда можно не вести себя как дол***бы? Зачем вы делаете несчастными себя и всех людей вокруг, если ваша жизнь, ваши действия, которые могут повлиять на жизнь других, буквально в ваших же руках. Это работает на всех уровнях – будь вы «глава семьи» или тот же чиновник с полномочиями. Я все время пытаюсь достучаться до этих людей и сказать: посмотрите, к чему привели ваши действия, вы видите, как страдают люди из-за всех ваших поступков.

А вы в итоге нашли ответ на этот вопрос? Почему люди ведут себя как дол***бы?

Пока нет, я еще в процессе. Единственный более-менее приближенный ответ, который я нашла, озвучил Даниэль Канеман, психолог, который получил Нобелевскую премию за свои труды по теории поведенческой экономики. Он доказал, что поведение людей иррационально и нелогично, причем нелогичность такого поведения имеет невероятные масштабы, которые невозможно высчитать даже экономически.

Смешно. Я вот сейчас поняла, что генерально и журналистка, и сценаристка – это попытка понять, почему люди делают или думают так, а не по-другому. Вы всегда хотели стать журналисткой?

Да, на выбор профессии очень повлиял мой отец, он научил меня читать по газетам, мы с ним смотрели программы с Познером, поэтому с какого-то супермаленького возраста я знала, что буду журналисткой. Но и сценаристкой я тоже хотела быть, одно из моих детских воспоминаний – это то, как я спрашиваю у отца: почему люди в фильмах говорят то или это, кто пишет им слова? Он сказал, что есть такие люди – сценаристы, они главные, они придумывают, что говорить. Я подумала: вау! Сценаристы для меня – это были какие-то небожители, что-то совсем нереальное. Журналистика была как-то попроще, и я пошла туда.

Вы рассказывали, что ваш отец был классическим абьюзером – бил маму, тем не менее было и позитивное влияние на становление вашей личности…

Да, это же суперклассическая история, когда мужчина относится к жене и к детям по-разному. Меня он не бил, был очень любящим отцом, а вот маму обижал, особенно когда был нетрезв.

Обижаетесь на него?

Уже нет, в следующем году будет десять лет, как он умер. Раньше обижалась за маму, но с годами поняла, что все люди на самом деле очень-очень сложные существа, никого из нас невозможно определить к однозначно плохим или однозначно хорошим. И мой отец тоже не был злодеем, у него были свои хорошие качества, он работал следователем по работе с организованной преступностью и очень любил свою работу, много читал, интересовался политикой. Я его не оправдываю, но он был человеком своего времени – это были голодные 90-е, не было зарплаты, тяжелая экономическая ситуация, все постоянно на нервах. Многие мужчины страдали алкоголизмом, а выпив, поднимали руку. Знаете, я до сих пор стесняюсь говорить об этом, ведь моя мама не знает, что я даю интервью на эту тему, а рассказывая о себе, я рассказываю и о ее жизни. У меня, наверное, нет такого права. Не хочу делать ей больно.

Вы смелая девушка, что решили говорить о личном в стране победившего уята, мы же ничего не выносим на суд публики.

Мне кажется, что суперважно говорить об этом, и я восхищаюсь всеми женщинами, у которых хватило смелости рассказывать про свой опыт. Это очень сложно, но это надо делать, и не только потому, что нужно привлечь внимание общественности к проблеме. Тут дело в том, что такие истории работают психотерапевтически, они могут принести другим женщинам успокоение. Мы же ведь читаем книги, смотрим кино, листаем социальные сети и везде ищем себя, а когда находим, испытываем облегчение. Одни – потому что кто-то разделил их травматичный опыт и они на самом деле не одни, они не виноваты в том, что с ними это произошло. Другие – испытывают облегчение, потому что это случилось не с ними.

Я как-то сделала подборку на тему самых значимых фильмов о насилии и получила невероятное количество хейта и буллинга за то, что не включила туда женщин-режиссеров, а вы делите режиссуру на мужскую и женскую?

Нет, не делю, я ненавижу, когда мне все время пихают в эту секцию женского кино, будто бы есть кино «нормальное» и кино «для женщин». Тем не менее женский опыт считаю уникальным, никогда никто из мужчин не сможет передать то, что чувствует женщина. Поэтому фем-оптику считаю крайне важной. Понимаете, в кино, как и в любом искусстве, должны быть слышны голоса разных людей, а не только казахских мужчин, которым чуть за 30. Давайте уже признаем, все наше кино – это кино про казахского мужика среднего возраста. Хотелось бы и про себя посмотреть.

Некоторым невероятно сложно смотреть фильмы о насилии, их жизнь и так не подарок, а тут еще и в кино травматический опыт переживать…

Но я не хочу у людей ассоциироваться с насилием! Я много про что могу делать, много тем, которые меня волнуют.

Я помню – суициды, несправедливость… Простите мой черный юмор.

Я обожаю черный юмор, если когда-нибудь напишу комедию, то это будет циничная и очень черная комедия. Я вообще очень циничный человек, и это, наверное, профессиональная деформация, ведь без здорового цинизма в нашей профессии очень тяжело.

А если без шуток, что вас интересует, помимо острой социальной тематики?

Много чего: тема женщин в истории Казахстана, тема казахского языка, тема, боюсь уже произносить это слово вслух, ведь так много его стало в информационном поле, но все же скажу – деколонизации. Я бы очень хотела поработать в историческом кино, в образовательных проектах, связанных с историей, мифологией, кочевой цивилизацией, все это меня очень привлекает.

Для многих вы ролевая модель – девушка из провинции, которая с детства мечтала стать журналисткой, приехала в большой город, устроилась на работу, потом отучилась за границей, приехала домой и стала настоящим инфлюенсером.

Никогда о себе не думала в таком ключе. Я родилась в Семипалатинске, после развода родителей жила в Актау, потом приехала в Алматы получать образование. Я всегда хорошо училась, у меня был красный аттестат, но свой первый диплом я получила в физкультурном институте, или, как его сейчас называют, в Академии туризма и спорта, я отучилась там по специальности «Международный туризм». Хотела поступать на журналистику, но не рискнула, ведь мне нужно было гарантированно поступить на грант и получить общежитие. Моя мама никогда не смогла бы себе позволить ничего, кроме билетов на поезд, поэтому платное обучение мы даже не рассматривали. Это уже потом я уехала учиться в Великобританию и получила там нормальное журналистское образование.

«ЖЕЛАНИЕ ПОУЧАСТВОВАТЬ В ФЕСТИВАЛЬНОМ ДВИЖЕНИИ У ЛЮДЕЙ ЕСТЬ, А ВОТ ПОНИМАНИЯ ПРИРОДЫ АВТОРСКОГО КИНО НЕТ».

Я почему-то думала, что в Кардиффском университете в Уэльсе вы обучались бизнесу.

Именно эта программа уникальна тем, что ты одновременно получаешь два «мастера», один в бизнес-школе, а другой в школе журналистики. Там было два направления, первое – это политическая журналистика, второе – онлайн-медиа.

Собственно чем вы сейчас и занимаетесь. А вы ведь получили престижнейшую стипендию Chevening, говорят, мало кому это удается.

Я слышала, что только три процента кандидатов проходят отбор, но у меня получилось, наверное, потому что другого выбора не было. Я не могла учиться по «Болашаку» – у нашей семьи не было квартиры, которую по условиям надо было заложить как гарант возвращения. Очень волновалась, переживала, что не получится, но делала все, что могла. Помню, тогда получала зарплату примерно 180 тысяч тенге и 100 из них отдавала за курсы подготовки к IELTS. Нужно было еще платить за аренду, питаться, я буквально экономила на всем, даже на транспорте. Ходила до курсов пешком – не было денег даже на автобус. Не знаю, смогла бы я сейчас весь этот путь пройти? Вряд ли.

А сколько вам лет было тогда?

Уже 30.

Ничего себе! Вот это характер у вас, я так не смогла бы.

Наверное, мама заложила во мне, когда мы переехали в Актау, она работала одновременно на нескольких работах и я всегда знала, что у нас никого нет, кроме самих себя, мне не на кого рассчитывать. Я понимала, что если расслаблюсь, буду просто там кайфовать, то ни к чему это не приведет. Поэтому до 30 лет я просто пахала, пахала, пахала. Сначала тебе нужно накопить первоначальный взнос на ипотеку, потом надо ежемесячно вносить оплату, и только когда все более-менее стабилизировалось, я смогла вкладывать в себя. Не скажу, что это был страх смерти, но это где-то в том районе, ведь мои первые десять лет в Алматы были буквально на грани выживания. И я прекрасно знаю, через что сейчас проходят приезжие студенты. Поэтому мое стремление к справедливости, о котором мы говорили в начале интервью, связано с моим положением тогда – столько неприятных историй было со мной из-за отсутствия элементарного жилья, поэтому я не хочу, чтобы с кем-то еще это повторялось.

Думаете, ничего не меняется?

Думаю, нет. Я никого ни к чему не призываю, но, когда вижу, сколько людей в Турции вышли на улицу, требуя наказания за убийство кошки, думаю, насколько далеко мы еще находимся от таких стран. Наше достоинство так часто топтали разные институты, что его уже не осталось. Порой мы в своей же стране сами не чувствуем свою нужность и важность. Знаете, все наше общество похоже на ту самую «заабьюзенную» женщину, с ее постоянным чувством вины, чувством собственной никчемности. Будто она важна не как личность, а только как функция. Мы чувствуем себя очень уязвимыми и, может, поэтому триггеримся на любое высказывание в свой адрес – вроде фильма «Борат». В благополучных странах умеют посмеяться над собой, взаимосвязь здесь прямая.

«Давайте уже признаем, все наше кино – это кино про казахского мужика среднего возраста».

Какой для вас идеальный Казахстан?

Идеальный Казахстан для меня начнется тогда, когда мы перейдем к парламентской форме правления, а в парламенте будут представители всех слоев населения из всех регионов Казахстана и там будут заседать не только богатые агашки за 50. Когда наши законы будут одинаково справедливы для всех – для мужчин, женщин, детей. Когда за избиение женщин будут наказывать точно так же, как за избиение мужчин, и никто из депутатов не будет нести околесицу про то, что это справедливое и базовое требование роняет престиж отцов в Казахстане.

Что сейчас в вашем фокусе? Чем вы живете?

Я замедлилась, перестала активно публиковаться и забросила свой YouTube-канал. Нахожусь на том этапе, когда пытаюсь понять, как мне дальше двигаться и что делать. Но что бы я ни придумала, это будет вокруг этих тем – общество, права женщин, образование, просвещение. Сейчас очень увлечена казахским языком. Много читаю на родном языке, смотрю кино, пытаюсь открыть для себя современную казахскую литературу, но пока мало что нахожу. Хочу полностью уйти в казахоязычное пространство и только там существовать. Посмотрим, что из этого выйдет.

---

МАКИЯЖ И ПРИЧЕСКА: АНЖЕЛИКА КУЧЕРОВА. АССИСТЕНТ СТИЛИСТА: АДЕЛЬ АТЕМОВА; АССИСТЕНТ ФОТОГРАФА: САЯН ИЛЬЯС. ФОТО. КАДРЫ ИЗ ФИЛЬМА.