Руслана Коршунова – знаменитая казахстанская модель, чья жизнь трагически оборвалась, когда ей было всего 20 лет. 28 июня 2008 года «русская Рапунцель» (именно так ее называли в мире моды) погибла при загадочных обстоятельствах. Тело девушки нашли под окнами квартиры, в которой она жила в Нью-Йорке. Полиция посчитала, что это самоубийство. Однако зачем молодой, красивой, здоровой и успешной девушке вдруг сводить счеты с жизнью?
Вокруг смерти модели до сих пор витают различные версии. И одна из них – доведение до самоубийства. Известно, что до возвращения в Нью-Йорк Руслана Коршунова посещала тренинги личностного роста в московском центре развития «Роза мира». К слову, сейчас он уже закрыт. Его руководитель Владислав Новгородцев открыл уже другой центр, где и сейчас проводит тренинги. Как пишут во многих СМИ, на самом деле в «Розе мира» под маской благих намерений и мастер-классов по улучшению жизни, крылись совершенно иные, пугающие вещи. Этот психологический центр окрестили «сектой», где людям «промывают» мозги, ломают психику и доводят до бесконечной депрессии. После таких тренингов, по одной из версий, поведение Русланы стало агрессивным, она все чаще плакала, пребывая в душевном раздрае. Однако полиция нарушений в работе центра не нашла и версию о доведении до самоубийства не подтвердила. Но нельзя не отметить еще и тот факт, что спустя год после смерти Русланы с собой покончила ее подруга Анастасия Дроздова. Девушки вместе ходили в центр «Роза мира». Так, знакомый Русланы, британский журналист и режиссер Питер Померанцев предположил, что в трагедии мог быть замешан этот тренинговый центр.
В 2019 году история получила продолжение.
Сразу после гибели Русланы Коршуновой специальный корреспондент «Новой газеты» Елена Костюченко начала вести свое собственное расследование. Для этого она внедрилась в «Розу мира». После нескольких тренингов у Елены развилась глубокая депрессия. Ее госпитализировали в психиатрическую клинику. Все эти годы журналистка не рассказывала об этом публично. И лишь некоторое время назад (то есть спустя 11 лет) она опубликовала откровенный рассказ обо всем, что с ней произошло. Сделала она это на своей странице в Facebook. Спустя несколько часов пост Елены Костюченко был заблокирован за нарушение норм социальной сети. Однако некоторые информационные платформы успели опубликовать его у себя. Полностью пост можно прочитать здесь. В этой же статье мы приведем некоторые его отрывки.
«Были ли у меня сомнения, что мне стоит это делать? Нет, никаких. Опасалась ли я за себя? Ну нет, конечно. Здоровая, скептическая кобыла, чего мне бояться? Я разделяла вот это общее счастливое убеждение, что секты, культы и вся эта ******* (нецензурное слово) про обработку сознания действует либо на очень слабых людей, либо на людей, жаждущих чуда. Но не на журналистов же!»
«Сходила в их офис, занесла баблишка за вход — 17, кажется, тысяч. В назначенный день я поехала на ВДНХ — ребята снимали там целый павильон. На входе в зал — такой, по типу ДК — стоят молодые ребята и хором, бодрыми голосами орут на входящих — «сумки в сторону, занимайте первые места!» Сели. Окна плотно завешаны черными шторами, свет искусственный, на стенах — какие-то тупые схемы по достижению цели. Обстановочка. Выходит тренер — какой-то плюгавый мужик с дебильной прической, начинает че-то затирать. Между делом рассказывает, что бывают слабые люди, которые ***** (нецензурное слово) проходят его гениальный тренинг — и с ними всякое нехорошее потом случается».
«После обеда мне очень захотелось спать — и я буквально клевала носом, периодически подскакивая от ора чувака. Я чувствовала такое отупение — и списывала это на то, что ну невозможно слушать белиберду шесть часов подряд. Сам тренинговый день, кстати, шел 12 часов — и еще в дорогу давали домашку, которую надо было сделать до следующего утра. Короче, после 12 часов воплей и бессмысленных разговоров я вышла никакая».
«И вот тут наступает поворотный момент истории. Я часто его вспоминаю. Я могла подумать и сказать: со мной происходит что-то не то. Я не знаю, что, но это ненормально. Это опаснее, чем я думала, мне не стоит продолжать игру, о которой я ничего не знаю. Но я так не сказала. Потому что я же всесильная, бесстрашная красоточка, у которой все всегда получается».
«Хвостик этого дня и следующие два — сплошная чернота. Я помню отрывки. Помню, что я лежу на полу зала и плачу — и плачут рядом. Помню, что была игра — красное-черное — и я знала правильный ответ, но не смогла переубедить команду. Тренер сказал мне: ты боишься ответственности, тебе важно быть правой внутри, а неуспех остальных тебя не волнует, ты ужасный человек. Я разрыдалась. Я помню чужие слова в моем рту — я очень чувствительна к речи, очень хорошо чувствую ее ткань — и во время одного из перерывов в середине своей фразы я замолчала: потому что я говорила не свои слова».
«Я помню, как я начала бояться темноты. Оставаться одна в квартире. Умереть во сне. Это были не мои страхи — я всю жизнь боялась одних ****** (нецензурное слово) пауков, но они пришли и остались. Страхи множились — я помню, как не могла дойти до метро от съемной квартиры: мне казалось, что все прохожие смотрят на меня и чего-то хотят. Потом я перестала вставать с кровати. Аня водила меня в ванну мыться, приносила в постель еду, следила, чтобы я не забывала пить. Иногда я начинала плакать — но слезы лились как вода, не приносили ни облегчения, ни боли».
«Я помню, как я впервые подумала — если доползти до окна, все кончится. Эта мысль была таким светом, спасительным островом. Она возвращалась. Но я уже ничего не хотела достаточно сильно, даже умереть, я была не способна на сверхусилие. Между мной и балконом было ровно три метра и одна дверь. Доползти до балкона сил не было, тело было ватным. Потом я сообразила, что наша квартира на пятом этаже и, если я выкинусь, я могу не умереть и все продолжится, только меня положат в психушку. О психушке у меня было тогда представление, что там лежат человеческие отбросы, попасть туда — хуже, чем умереть. Для того, чтобы умереть наверняка, мне нужно было подняться на девятый этаж. Но тоже не наверняка, ***** (нецензурное слово) — прямо под окнами деревья, они могут смягчить падение. Значит, надо ехать и искать новостройки. Но это было невозможно, примерно как полет на луну. Когда отчаяние — его тень — возвращалась, я плакала от того, что не могу себя убить».
«Я никогда не написала эту историю. Потому что я боялась. Боялась за свою карьеру, за свою репутацию. Сейчас я повзрослела и понимаю, что карьера и репутация сами по себе ничего не стоят. Если ты не используешь их для того, чтобы делать то, во что веришь».
Елена Костюченко призывает всех не быть беспечными и серьезно подходить к вопросам сект, потому что «неуязвимых нет».
Автор. Harper’s BAZAAR Kazakhstan.
