Казахстанский актер Санжар Мади — о cancel culture, равнодушии правоохранительных органов по отношению к жертвам бытового насилия и личных границах, которые важно возвести еще в детстве. А также о том, почему он против любых патриархальных установок и понятий.
Фото: АНДРЕЙ НИКОЛЬСКИЙ ANDREY NIKOLSKIY
Стиль: СОФЬЯ СТЕПАНОВА SOFYA STEPANOVA
Интервью: ЯНА ПУЧКОВА YANA PUCHKOVA
Хочется начать наш разговор с творческих новостей, поговорить о кино. Честно признаться, мы заждались громких премьер фильмов с вашим участием. Есть ли на очереди картины, которые вот-вот выйдут в прокат?
Сразу скажу, насчет премьер ничего не могу говорить. В последнее время все очень шатко, непонятно, мутно… Сейчас около пяти картин ждут своего часа. И с каждым днем актуальность их, так скажем, теряется. И я не уверен, что даже если они выйдут, то будут интересны зрителю.
Должна была выйти военная картина под названием «Тамыр». Я ждал ее премьеру девятого мая. Но она не вышла. Продюсеры и режиссеры пока молчат. Был американский проект Lilith, который снимали вроде бы специально для Netflix. Опять-таки судьба неизвестна. Буквально недавно мы закончили съемки фильма «Горный лук», чей сценарий одержал победу на Венецианском кинофестивале. И вот сейчас начинается монтаж, постпродакшн, покраска… Я очень жду эту картину.
Сейчас в Казахстане очень популярны веб-сериалы, которые составляют достойную конкуренцию иностранным проектам на различных фестивалях. Вы не планируете попробовать себя в этом жанре?
Более того, я сейчас собираюсь продюсировать один из веб-сериалов, идея которого достаточно свежая, интересная. Это будет больше похоже на социальный детектив. Хочется, чтобы зритель был вовлечен в сюжет и сопереживал героям. Не просто смотрел, а включал мозг.
Это будет некая актуальная история или все-таки события развернутся в прошлом?
Нет, это наши дни, но с отсылкой в «лихие 90-ые», где некоторые процессы и порядки берут свое начало. О многих вещах люди не знают, и хочется все-таки приоткрыть такую завесу. История будет достаточно интересной, потому что так или иначе люди сталкиваются с этим.
А как обстоят дела с зарубежными проектами и контрактами? Очевидно, что военный конфликт в Украине внес свои серьезные коррективы и в индустрию кино. Вас это как-то коснулось?
Ситуация изменилась, но все было предсказуемо. Лично у меня 4 проекта просто заморозились, два из которых — крупные исторические шоу. Приоткрою тайну, что один из них — второй сезон «Золотой Орды». Теперь судьба этого сериала неизвестна.
Я знаю, что многие российские проекты, которые находились на стадии пилотных версий, сейчас начнут превращать в полные метры. Ведь американские студии забрали материалы, а в кинотеатрах все равно нужно что-то показывать.
А что касается западных партнеров, то мне больше помешала пандемия. Например, предложения от HBO и Marvel пришлось отложить на неопределенный срок. И пока я не знаю, возобновятся ли переговоры. Но в любом случае, если ты знаешь в совершенстве язык той страны, где ты хочешь сниматься, то никаких преград нет.
Раз уж мы затронули тему Голливуда, то что вы думаете о набирающей там обороты культуре отмены? Кейсы Джонни Деппа и Криса Нота, которых обвинили в насилии и сексуальных домогательствах, наглядно показывают, что презумпция невиновности почему-то не срабатывает. Сразу обозначим, что мы как издание выступаем против любого насилия. Но насколько справедливо «отменять» человека без суда и следствия?
Мне кажется, что это эволюция хейта. Люди, сидя за телефонами и компьютерами, почувствовали некую власть, позволяющую им устраивать суд Линча, но уже без каких-либо границ. Та история с Джонни Деппом почему-то мне показалась сразу нечистой. Особенно, когда его начали убирать с проектов. Я думаю, что это был уже перебор. К сожалению, кинокомпании пошли на поводу у зрителей. Причем это был голос не большинства. Мне кажется, что этим самым компании теряют характер. Ведь они идут туда, куда дует ветер. Хотя именно они должны диктовать, вести за собой аудиторию и призывать к справедливому разбирательству. Любая идея — она правильная. Те же BLM, #MeToo… Но в какой-то момент все это достигает абсурда. И, главное, что все очень легко подхватывается. То есть люди не пытаются вникнуть в ситуацию или даже хотя бы прочитать несколько разных источников. Конечно, отрубить всегда легче, чем зашить.
При этом в Казахстане принцип «отмены» на действительно виновных почему-то не распространяется. Например, случай с молодой певицей Dequine, которая открыто рассказала о харассменте и даже предоставила видео-улику. Но не все даже поняли, в чем, собственно, провинился ее обидчик. Ну потрогал и потрогал…
Да, если человек виноват, то его должны поставить на место, его должны судить честным судом. Но в случае с нашим государством у нас нет института репутации. Любой человек, который отсидел в тюрьме за хищение, коррупцию, убийство, изнасилование, через несколько лет может снова занять пост, где опять-таки от него зависят жизни людей. И так длится уже 30 лет. К сожалению, у нас очень короткая память, очень короткая…
К сожалению, кинокомпании пошли на поводу у зрителей. Причем это был голос не большинства. Мне кажется, что этим самым компании теряют характер.
А как вы думаете, почему вообще некоторые мужчины позволяют себе обижать и унижать женщин? Дошло ведь до того, что ежедневно казахстанская лента новостей пестрит заголовками об этом. Кого-то забивают до смерти в лифте, других насилуют бытовыми предметами…
В первую очередь хочется обозначить, что это делают больные люди. Потому что нормальный человек, который отдает себе отчет, что он — мужчина, никогда в жизни не поднимет руку на тех, кто слабее. Здесь же — это диагноз. У таких людей понижена самооценка, а также есть некая форма шизофрении. Но даже при этом они ясно понимают, что им ничего за это не будет. Это вторая причина, почему так происходит. Наши законы далеки от совершенства, так как они попросту не обеспечивают защиту женщин. И третий фактор заключается в том, что не исполняются даже такие законы. Как только появятся прецеденты, то я думаю, что подобных случаев станет в разы меньше.
Также надо обратить внимание на тех, кто пытается скрыть эти преступления. Очень много есть сотрудников правоохранительных органов, которые ради статистики или родственных отношений, умалчивают о содеянном или намеренно не дают ход делу.
Вот официальная статистика говорит нам, что за 2020-ый год было зарегистрировано почти 70 тысяч заявлений от жертв бытового насилия. Но мы ведь понимаем, что реальные цифры намного больше. И главная причина, почему женщина не идет в полицию — это страх. При этом одни боятся быть неуслышанными, а другие — остаться и без такого спутника жизни. А вдруг уйдет… Вы согласны с такой теорией?
Не стоит списывать со счетов и виктимблейминг, который указывает жертве на то, что она сама виновата. Хотя это не так. Однако я сам как-то столкнулся с ситуацией, которая меня просто поставила в ступор.
Для начала обозначу, что дом с нашей квартирой находится в престижном районе, в самом центре города. И мы столкнулись с такой проблемой, что соседи снизу почти каждый вечер бурно выясняют отношения. Особенно в выходные дни. Мы регулярно слышали детский плачь, женские истерики и мужскую брань. Я не выдержал и вызвал полицию, когда однажды послышались удары, а затем и мольбы прекратить. Стоял просто неистовый крик.
Как только приехали сотрудники в форме и арестовали моего буйного соседа, его жена тут же выскочила и начала драться с полицейскими, чтобы освободить мужа. И тут у меня произошел когнитивный диссонанс. Еще недавно он ее душил, готов был ударить детей, из-за чего она просто заклинала этого не делать, а теперь, когда его задержали, женщина стала угрожать им суицидом, если его не отпустят.
То ли это стокгольмский синдром, то ли это то, чего нам не понять. Конечно, не все женщины такие. Да, многие и правда боятся обращаться за помощью, потому что не всегда даже принимают заявление. Очень часто бывает так, что обидчика задерживают и в тот же день отпускают. Но он уже идет домой в разы злее, готовый отомстить.
В нашем обществе нередко и сами блюстители порядка являются абьюзерами. Поэтому они до конца не понимают, что в этом такого страшного, когда глава семьи обижает и унижает свою женщину. То есть они как бы заодно.
Да, если человек виноват, то его должны поставить на место, его должны судить честным судом. Но в случае с нашим государством у нас нет института репутации.
А вы сами когда-нибудь проявляли агрессию в сторону женщин?
Нет, ни в коем случае. И до сих пор я не могу понять, как мужчины идут на это. У меня, к сожалению, были такие знакомые-абьюзеры, которые могли избить свою вторую половину прилюдно. С такими я сразу прекращаю любые контакты.
Это принципиальная позиция?
Абсолютно принципиальная позиция. И я открыто об этом заявляю.
Вы являетесь отцом дочери. Как вы считаете, какая у вас главная миссия как отца? Что вы ей прививаете, будучи первым и важным мужчиной в ее жизни?
Я ей всегда говорю, что я буду рядом, что я всегда ее поддержу, несмотря ни на что. Потому что понимание опоры очень важно для каждого ребенка.
Лично для себя я решил (дочери пока необязательно об этом знать), что, допустим, первая сигарета и первый алкоголь, я хочу, чтобы это было со мной. Потому что я знаю, что это такое. Мне важно, чтобы она научилась отделять зерна от плевел и могла сказать «нет», даже если окружение настаивает.
Я стараюсь взращивать в ней независимость. И я категорически против всех этих патриархальных и доисторических понятий. Ведь если в будущем ей нагрубит какой-то незнакомец, например, то она не должна это проглатывать только потому, что он — мужчина. Она, как минимум, должна будет дать ему сдачи либо словом, либо делом.
Я ее учу быть частью общества. И что никто не смеет указывать ей что-либо делать, если она этого не хочет.
При этом она видит, что мои слова и действия не разнятся. Я не прихожу домой и не приказываю своей жене готовить еду. Нет. Мы спокойно обсуждаем эти моменты, кто что хочет делать.
Сегодня очень часто говорят о личных границах. Важно ли эту тему обсуждать и с маленькими детьми?
Мы каждый день говорим о личных границах. Хотя у нас в обществе принято думать, что дети еще маленькие для таких бесед, мол, они ничего еще не понимают, еще слишком рано. Увы, но потом может быть уже слишком поздно.
Я своей дочери объясняю, что, во-первых, тебя никто не должен трогать, кого ты не знаешь. Если ты не хочешь, чтобы тебя трогали, ты должна сама сказать: “Пожалуйста, не трогайте меня. Не надо меня обнимать, не надо меня целовать”. Если же ты сама хочешь обнять этого человека, ты можешь сказать: “Давай обнимемся”. Так же и по отношению к нам. Мы не можем, мы не имеем права тебя обнимать через силу. Я всегда говорю: “Можно тебя обнять? Давай обнимемся”. Я задаю вопрос. Она иногда говорит нет, я не хочу. Ведь она может быть не в настроении. Также я глубоко убежден, что взрослые не имеют права прикасаться к ребенку. Это сто процентов. Они не имеют права обнимать ее, если она этого не хочет или если нас нет рядом. Они должны у нас сначала спросить. Это внушается все с детства.
У меня, к сожалению, были такие знакомые-абьюзеры, которые могли избить свою вторую половину прилюдно. С такими я сразу прекращаю любые контакты.
Это тяжелый процесс, я понимаю. И у ребенка свое понимание мира. Она видит, что все добрые и все ее друзья. И здесь тоже главное не перегнуть. Потому что очень много детей, я замечаю, замыкаются в себе и моя дочка тоже. Она тоже говорит на некоторые вещи, что вот это ее личные проблемы. А я настойчиво говорю, что это — не твои проблемы, когда у нее с кем-то возникает конфликт. И раз уж она рассказала мне, поделилась, то только я буду теперь решать эти сложности.
К сожалению, очень много людей молчат, терпят насилие, потому что им кажется, что это они виноваты. И это неправильно. Это в корне неправильно. И очень многие этим пользуются.
ВИЗАЖИСТ: ДИАНА КАДИЕВА; ПРОДЮСЕР СЪЕМКИ: ИРИНА ВИНОГРАДОВА; ПОСТПРОДАКШН: АННА СИМАНЧУК; БЭКСТЕЙДЖ: ПРОДАКШН-ДИРЕКТОР: РЕЗЕДА АБУЗАРОВА; ОПЕРАТОР/МОНТАЖЕР: АЛЬБЕРТ СТЕПЧЕНКО; ОПЕРАТОР/МОНТАЖЕР: РАХАТ МУРАТОВ.
